Отец был сослан в административную ссылку в Андижан. К семье он не вернулся. Он остался – женился там. В семье не было слов – “папа”. Говорили: “Березкин”, “Он”. Знал, что работает в нар. ком. земледелия Узбекистана. Как он кончил я узнал уже в своем лагере в году 50-м. В одном из лагерных бараков шла перекличка вновь поступившего этапа. Надзиратель (сержант) смотрел личные дела – называл фамилию, имя-отчество, статью – каждый откликался. Перекличка окончилась, надзиратели ушли, меня позвал жестом изможденный старик, который не мог сойти с нар. Спросил. Назвал свою фамилию.
– Как?
– Березкин.
– Соломонович?
– Что это – Шолом? Самуил?
– Шолом.
– Вы жили в Могилеве?
– Да.
– Так Шолом Березкин – Ваш отец? Он умер у меня на руках в лагере на Северном Урале в 39-м. Я из Харькова. Повторник. Еду умирать. Я тоже меньшевик. Моя фамилия Кунин. Нас взяли в 22-м – первый раз.
Мы отказались вступить в компартию. Но и те, кто тогда вступил – взяли в 37-м всех до последнего.

И я вспомнил – по рассказам матери – друзей отца, меньшевиков, вступивших в большевистскую партию:
Иделя Переля[3] – в 30-х годах работал в наркомате просвещения РСФСР.
Алту Пикус (?) – после вступила в партию, в ЧК (в Ленингр. вышла замуж за путиловского рабочего. Оба были уничтожены в 37-м.
Мой отец не вступив в партию, был лойялен и предан. Один из организаторов потребительской кооперации в Белоруссии. Человек поразительной честности и самозабвенной преданности делу.
Отец из еврейской семьи, служил приказчиком, из черты оседлости, имел дореволюционный стаж меньшевистской работы. Ничего не кончал. Деловой человек.
Имел 10 голодных обмороков – руководя кооперацией. Ему кучер принес бидон молока – прогнал кучера.

[3] Идель Перель – Заведующий обдастным отделом образования в г. Свердловске, расстрелян в 37-м году, отец физика Владимира Переля.

Потом мое – обычное советское детство.
Работала старшая сестра – в 15 лет пошла работать.
Пионеры, школы – все общее. Был предан. Отца взяли – ничего не значило. Посещение казарм. Были какие-то сомнения, внушавшие тяжелые чувства.
Но вообще отца не вспоминали дома.
Интернационализм в молодости. Приехала делегация саксонских коммунистов – рабочих, выступали перед пионерами Могилева. Я им повязал красные галстуки, потом гуляли по улицам Могилева, пели “Красный Веддинг” – я специально перевел песню на еврейский язык. Учился в еврейской школе. Детей из еврейских семей не принимали в другие школы. Русская была одна школа на весь город.
Много лет спустя в послевоенном Берлине встретился с Эрихом Вайнертом,[4] спел ему на еврейском языке, что вспомнил из своего перевода. Он выслушал и сказал:
– Сейчас тоже спою на еврейском, но другой перевод.
Рассказал, как в Париже еврейские портные в 30-е годы устроили ему прием и спел “Красный Веддинг” на еврейском.
Там, в Берлине познакомился с Гансом Эйслером,[5] автором музыки, в Доме революционной культуры.
Он спросил меня с ужасом в глазах – это правда, что любимая песня Сталина “Сулико”?

Момент, который вселил тревогу и первое сомнение. Шел в школу, из дома – апрель 30 года. Из всех подвалов каменных домов из-за решетчатых окон на меня смотрели лихорадочно горящие глаза, бледные изможденные лица. Вчера этих решеток не было. Были запущенные подвалы. За ночь появились решетки. Я пришел в школу и спросил учителя географии Слуцкера:
– Что за люди в подвалах. Вчера не было.
– Это кулаки, – сказал он.
– Кулаки…
Я вернулся домой – сестра показывает газету.
– Почитай.
“Наша газета” – газета служащих торговли.
На 3-й полосе портрет Маяковского в черной рамке, объявление о самоубийстве.
С тех пор – что бы мне ни говорили о причинах смерти – для меня неотделимо Маяковский, его смерть и эти люди за решеткой.
Маяковский – был кумир моего детства – мое восприятие мира + поэзия. Для меня это слилось.
Детство мое не знало Конан-Дойла, Стивенсона, Жюль Верна, Дефо – забыло другое. Все, что не было связано с революцией не имело цены для меня. Маяковский, Светлов, Багрицкий, Тихонов – потом. Романтика гражданской войны. Первая моя ненапечатанная статья – о Багрицком.
Я ухожу из школы после 6 класса – голодно и холодно. Надо помочь. Из-за стипендии, поступаю на рабфак в Могилеве и хожу в Красноармейские казармы – обучаю красноармейцев белорусскому языку.
Мне 14 лет. Дают борщ и кусок хлеба домой.

[4] Немецкий поэт и переводчик.
[5] Немецкий композитор и общественный деятель, член Немецкой академии искусств, автор музыки гимна Коминтерна и гимна ГДР.

После года репрессий – возвращаюсь в Минск, продолжаю учиться. Начинаю печататься регулярно о белорусской поэзии. Присутствую на знаменитом пленуме в феврале 36 г. – все знаменитые поэты страны. Табидзе[7], Корнилов[9], Бруно Ясенский[9], Паоло Яшвили[10], Эйдеман[11].
Запомнилось речь Безыменского[12]:
– Друзья, товарищи, я поздравляю самого себя и вас всех –крупнейший поэт советской страны Илья Львович Сельвинский[13] поставил здесь точку в своей поэме, посвященной великому вождю Сталину (Сталин не дал напечатать поэму).

Начало 36 года.
В июне-июле 36 года прихожу в Союз – шушуканье – ночью посадили Сергея Дорожного[14].

(Писателей сажали и в 30-м – большая посадка – посадили Дубовку[15], Пуща[16], Бабареко[17] и т.п. “Нацдемовщина”.
Все считали, что они виноваты. Эти аресты были забыты).

В 33-м – 34-м годах – снова массовая посадка: молодежь. (Ю. Таубин[18], З. Астапенко[19], С. Астрейко[20], С. Лиходзиевский[21], Калюга[22], З. Виталин[23] и др.).
В справедливости этих посадок тоже, в общем, не сомневались. Хоть тревога уже была.
И вот – Сергей Дородный – безобидный пьянчужка, человек малодаровитый. Стали думать. Вспомнили – он задумал писать поэму о Гикало Николаи Федоровиче[24] – нашел секретаря ЦК (русский). Поехал на Кавказ – в Грозный, где Гикало воевал в гражданскую, организатор парт. движения на Северном Кавказе. Вернувшись, Д. показывал всем нож, приобретенный на базаре в Грозном. Стали думать – нож, Гипало – связали эти вещи.
Проходит около месяца. Снова шушукают – взяли Деркач – Змеенко [25]. (Примечание И. Ш. - так у Крамова. Правильно – Деркач – Зимиёнко). Говорят, что путался с эсерами.
– А, все понятно.
Пожилой был человек, писал для деревни агитки. Белорусский Демьян Бедный. Так и пропал.
У меня ясного понимания, что все погром и ложь – не было.
Но сомнения появились рано. То ли потому, что отец…

Следующий раз:
– Ночью взяли Клименка.
Журналист в “Пионере Белоруссии”.
– За что?
– Так он же Сергея Дородного собутыльник (а он хотел убить Гикало).
– А пил с Сережей. (Вся полемика).
Клименко распространял “Дискуссионный листок правды”. Это уже было запрещено.
Другой – у него нашли в кармане несколько букв (набора) – он собирается печатать эти листки.
На следствии (как потом выяснилось) ему сказали – дайте список националистов – ваших сообщников – он назвал 200 фамилий – всех, кого он звал по фамилиям.
Потом по этому списку всех арестовали.
Следующее – конец 36 года – ночью взяли Сергея Граховского[26]. Журналист, работал в “Чорвона смена” (Примечание И. Ш. – так у Крамова. Правильно – Чырвоная змена) и на радио. Молодой парень.
Поняли, что не случайно.

Брали на улице, дома, в редакции.
Следующее известие – Янка Скрыган[27] (Те, кого взяли в 36-м почти все вернулись, если не в лагере).
Взяли Скрыгана необычно – в Доме отдыха Пуховичи – около Минска. Я там бывал. Живо представил.
Янка жив. Позавчера рассказал:
– Приехали на машине трое, вызвали, посадили в машину. Заночевали на ст. Пуховичи, привезли в ГПУ. У них список, показания.
Стали допрашивать.
– Национализм.

[7] Грузинский и советский поэт, прозаик, переводчик.
[8] Советский поэт и общественный деятель-комсомолец, поэт-песенник.
[9] Польский и советский писатель, поэт, драматург.
[10] Грузинский советский поэт и общественный деятель.
[11] Советский военный деятель, комкор, поэт.
[12] Советский поэт, сценарист и редактор, журналист.
[13] Русский советский поэт, прозаик и драматург, теоретик стиха.
[14] Белорусский поэт, член литературных группы "Маладняк", "Узвышша”. Арестован в 1936 году. Погиб 19 июля 1943 г. в Нижне-Амурском лагере в возрасте 34 лет.
[15] Белорусский советский поэт, прозаик, языковед, переводчик, литературный критик.
[16] Белорусский поэт, критик, переводчик. Один из организаторов литературных объединений “Маладняк” и “Узвышша”.
[17] Белорусский советский прозаик, критик, литературовед, драматург. Один из организаторов белорусских литературно-художественных объединений “Маладняк” и “Узвышша”. Был дважды арестован. Умер 10 октября 1938 года в лагерной больнице.
[18] Белорусский поэт, переводчик. 4 ноября 1936 года повторно арестован. 29 октября 1937 года приговорен к расстрелу.
[19] Белорусский поэт, переводчик, писатель-фантаст. Повторно арестован 5 декабря 1936 года. Приговорен к 10 годам лишения сводобы. Дальнейшая судьба точно неизвестна.
[20] Белорусский поэт, переводчик. Повторно арестован 14 августа 1937 года. Расстрелян 14 сентября того же года.
[21] Белорусский поэт, переводчик, литературовед.
[22] Белорусский прозаик, переводчик. Повторно арестован 6 ноября 1936 года. Расстрелян 5 октября 1937 года.
[23] Белорусский поэт.
[24] Советский государственный и партийный деятель, участник Гражданской войны.
[25] Белорусский поэт, сатирик, юморист, мемуарист. Арестован 16 октября 1936 года; расстрелян.
[26] Белорусский писатель, поэт и переводчик, публицист и общественный деятель.
[27] Белорусский советский писатель.

Вернемся к 36-му году.
Перед Скрыганом.
Олесь Пальчевский[32] – тогда больше журналист, чем писатель (он вышел). У него была удивительная судьба. Когда его взяли, следователь сказал:
– Надеюсь, знал за что взяли?
– Нет.
– А дядька не посажен ваш?
(Крестьянин, подвозил на подводе камни на какой-то стройке, не подвез вовремя. Посажен за саботаж).
Олесь сидит восемь лет, отсиживает срок, идет в ссылку в Красноярский край, работает плотником, знакомится с ссыльной – Цулукидзе[33] (жена Сандро Ахметели[34] – грузинский Мейерхольд). Его дико ненавидел Берия, устраивал ему интриги, его арестовали и жену сослали, Цулукидзе живет в ссылке до 51 года. В 51 году арестовывают, как повторников. Сейчас они в Минске. Тамара пишет книгу об Ахметели.
В 56-м году после освобождения (они уже в Минске) – она едет в Тбилиси – ей захотелось еще сыграть в Театре Руставели. Ей дают роль матери Ленина – Марии Александровны в пьесе Попова “Семья”. У нее реплика: “Саша, где ты сейчас, что с тобой сделали?”
Весь зал встал, зааплодировал, 10 минут весь театр неистовствовал.
Сандро – Саша. Восприняли как реплику о Саше Ахметели.
Олесь сейчас пишет книги – о детях, воспоминания и пр.

Потом сажают Платона Головача[35] – много лет 1-го секретаря Горкома Белоруссии, секретаря, парторга Союза писателей. Мягкий, добрый человек. Один из первых комсомольцев.
Это был человек без пятнышка. Он понял, что происходит – когда начали брать.
И делал зло!
Однажды вызывает меня в кабинет как секретарь парторганизации. Открывает сейф. Вынимает книги Петра Глебки.[36]
– Вот книги Глебки. Это книги заядлого националист и кулацкого архангела.
– Головач, – говорю я – я этого поэта не люблю, и могу доказать, за что, но не за то, что он националист и кулацкий поэт.
– Вы молодой человек, но начинаете плохо свой путь. Если я говорю, что он националист и кулацкий поэт – это не только мое мнение. Вы понимаете это.
– Но я не могу ложно начинать свой путь, понимаете.
Он ударил кулаком по стеклу на столе. Оно разлетелось.
Страх.
Через несколько дней его взяли. Люди, которые встречались с ним в тюрьме рассказывали, что ему внушили, что это нужно партии, чтобы он признался. И он возглавил группу людей, которые говорили – это нужно партии.
– Вы коммунист, Головач. Мы не сомневаемся. Скажите, что вы стали во главе националистической организации.
Доводили до абсурда – он надеялся – дойдет до товарища Сталина – он поймет, что абсурд.

[32] Белорусский писатель, переводчик.
[33] Артистка Грузинского государственного драматического театра им. Шота Руставели.
[34] Грузинский театральный режиссер. Был арестован 19 ноября 1936 года. Расстрелян 27 июня 1937 года.
[35] Белорусский советский писатель, общественный деятель. Арестован 11 августа 1937 года. Расстрелян 29 октября того же года.
[36] Белорусский советский поэт, драматург, переводчик.

Арестовывают Алеся Дударя.[46] Один из зачинателей белорусской советской поэзии. Вторичный арест. Первый арест в 33-34 гг. Получил 3 года ссылки. В Смоленске сближается с Твардовским. По слухам ему первому Т. читал “Страну Муравию”.
В 36-м году – повторно.
Взяли, когда возвращался с вечера, посвященного Испании, где он читал стихи. Расстреливают. Образованный человек.
Почти каждый день аресты. Приходим в Союз.
– Кого сегодня?
Называют:
– Симон Баранавых.[47]
В Литмузее в Минске зав. музея лет десять назад показывали мне листок бумаги, исписанное карандашом письмо, написал Баранавых с пути в Сибирь:
– Дорогой тов. Сталин! Спаси батрака, пулеметчика Красной Армии, не дай погибнуть. Я ни в чем не виноват.

Михась Чарот[48] .
Первый пролетарский поэт революции, автор первой революционной поэмы на белорусском языке “Босые на пожарище”. Из крестьян. Участник партизанского движения гражданской войны. Спившийся. Его поили.
В одной из книжечек того времени:
“Мы держались такой версии, что это подпольная национальная организация. Подсудимый Ч. нас поправил: Это подпольная националистически-фашистская партия. Нас поправили верно”.
В 30-м году когда взяли Дубовку, Пущу – Чарот писал в газете – “Этот суровый приговор я подписываю первым” – стихи. Не спасло. Расстреляли.

После Чарота (Примечание И. Ш. – здесь Березкиным нарушена хронология – сначала был арестован Вольный, а затем Чарот) – Анатолий Вольный[49] – поэт, один из организаторов белорусского комсомола. Расстрелян.
В Витебске – драматург Дмитрий Курдин – в высоких военных чинах. Автор пьесы “Междубурье”.

Со многими из этих людей я еще не был знаком – это меня спасло. Страх – в Союзе. Одно ожидание – пронесет или не пронесет. Все понимали, что идет разгром – никто не пытался оправдать. Доносчиков сметала следующая волна.
Пришел однажды в Союз – говорят, взят Борис Микулич[50] – узнал от Эдуарда Самуйленка – друга Микулича. Я их всегда видел вместе – друзья.
Самуйленок мне говорит – нервно:
– Так ему и надо, я всегда за ним замечал…
Ухищрения – всем рассказать, что рад. Был, вероятно, доносчиком.
В районном центре Горки-Могилевская область – там известная с/х академия – арестовали поэтов Сергея Фомина[51] вместе с группой студентов и преподавателей академии – был судья выездной сессии суда. Годами позже я узнал, что когда Сергей Фомин выслушал смертный приговор – он встал и запел “Интернационал”. Зал и суд – поднялись. Потом смертную казнь заменили ему 10 годами.
Я, будучи сам в лагере году в 53-м, узнал о дальнейшей судьбе Фомина. Ко мне подошел мужичок, интеллигентный человек – спросил:
– Вы имеете отношение к белорусской литературе?
–Да.
– Знали Фомина?
– Лично нет, но знаю его поэзию – поэму “Болото”, стихи.
– Так вот я был с Фоминым в лагере, на одних нарах лежали. В 42-м году Фомина расстреляли в Воркуте. (Примечание И. Ш. – неверная дата. Сергей Фомин был расстрелян в 1941 году).

Айзик Кучар – критик в то время. Недавно я ему сказал – когда меня посадили, все мои разговоры с тобой записаны. Поднялся и ушел (подсел хвалиться, как страдал в те годы).
Тогда писал статьи, что ____ завербовал Тишку Гартного, завербовал Чарот и других – два подвала в “Лит-ре и мистецтве”.

Кондрат Крапива[52] и Петро Глебка[53] – тоже доносчики. Была организация “Узвышша” (“Возвышенность”). Поэты и прозаики, критики. Хотели делать “серьезную литературу”. Хотели делать национальную белорусскую советскую литературу. Стали разоблачать – Глебка, Крапива, члены организации – Бабареко, Пуща, Дубовка были арестованы. Крапива и Глебка стали преуспевать, писали разоблачительные статьи, письма – как отказываются, признают ошибки.
Крапива в 27-м или 28-м году. Съезд партии Белоруссии. Выступает нарком просвещения и говорит, вот недавно мы читали к X-летию Октября стихи – гимн Октября. Автор Крапива. А вот стихи к 300-летию дома Романовых. Кто автор? Атрахович. Тот же Крапива. Романовы заменены на Октябрь.
Этим Крапиву купили. Он был связан по рукам и ногам. Крапива знает, что предал друзей.
В 34-м году Крапива пишет пьесу “Конец дружбы”: жили два друга, два коммуниста, участники гражданской войны. Один друг разоблачает другого на партийной чистке – интересы партии выше дружбы и любви. Это классовая категория. Лучший друг разоблачает своего друга, спасшего ему жизнь на фронте: это оправдывало отношения с друзьями, его предательство.
Финал: после 20 съезда Дубовка, седой, старый, отбыв в тюрьмах и ссылках и лагерях 29 лет – (в году 57) – он возвращается. В Союзе его встречали – 10 минут стоя аплодировали. Искренняя радость – возвращение мученика. За ним репутация большого поэта.

Владимир Николаевич Дубовка.
По возвращении встретились – он говорит, что собирается переехать в Москву.
– Зачем? – говорю. – Ты же белорусский поэт.
– Не могу жить в одном городе с Кондраткой..

Аресты идут безостановочно. Взяли Валерия Морякова[54] , Юрку Левонога (Левонный)[55] . Тодка Кляшторный[56] – все расстреляны.


[46] Белорусский советский поэт, критик, романист, переводчик. Один из организаторов белорусского литературно-художественного объединения “Маладняк”. Арестован 31 октября 1936 года. Расстрелян 29 октября 1937 года.
[47] Белорусский прозаик, детский писатель. Арестован 4 ноября 1937 года. Погиб на Колыме 10 ноября 1942 года.
[48] Белорусский поэт и писатель. Арестован 24 января 1937 года. Расстрелян 29 октября того же года.
[49] Белорусский поэт, прозаик и сценарист. Арестован 4 ноября 1936 года. Расстрелян 29 октября 1937 года.
[50] Белорусский писатель, прозаик, критик.
[51] Белорусский поэт, переводчик, педагог. Арестован в 1935 году. Расстрелян 4 декабря 1941 года.
[52]Белорусский советский писатель, поэт, драматург и переводчик, литературовед, сатирик, общественный деятель.
[53]Белорусский советский поэт, драматург, переводчик.
[54] Белорусский поэт и переводчик. Повторно арестован 6 ноября 1936 года. Расстрелян 29 октября 1937 года.
[55] Белорусский поэт. Аресован 30 октября 1936 года. Расстрелян 29 октября 1937 года.
[56] Белорусский поэт, переводчик. Арестован 3 ноября 1936 года. Расстрелян 30 октября 1937 года.

Берут Владимира Хадыку[57] – чудный поэт, плохо переведен на русский. Сильный, сложный, труднопереводимый поэт. Деревенский парень без образования.
(Примечание И. Ш. - стихотворение в тетради Крамова написано рукой Григория Березкина).
Зляту на сухазем’е лістам —
Ўладар начэй і дзён ўладар.
Вятры па горле галасістым
Прагоняць вір крыві і хмар.

Тады сваіх здабыткаў кайстру —
Што не дабраў, што стойваў сам, —
Я перадам другому майстру,
Другому сэрцу перадам.

Первая статья о реабилитированных после XX-го съезда – моя статья о нем. И первая книжка реабилитированного поэта – книжка его стихов с моим предисловием. Крапива выступил против моей идеализации Хадыки.
Хадыка в лагере кончил так.
Придавило в каменном карьере – задавило камнями. Жену и ребенка убили в гетто – еврейка.
В лагере дерево придушило сидящего над костром Василя Шашалевича[58] – драматурга и талантливого музыканта.

В 38 году неожиданно берут Козьму Чорного[59] – лучшего белорусского прозаика. Воплощение духа языка. Это серьезный писатель. Мы были друзьями. Он был перепуган до кошмара. Член “Узвышша” (“Возвышенность”). Делает уступки, пишет угодливые вещи – одно: уйти из-под топора. Делиться – боялся. Но видно было: страх. Его психология творческая тех лет. Чорный пишет роман “Бацькаўшчына” (“Отечество”). Немец – в центре – обретший родину в Белоруссии.
Родина в простом человеческом смысле – это плохо.
До ареста и после – меня вызывали и спрашивали, что я о нем знаю (квартиры, комнаты, по городу).
– Был на первомайской демонстрации?
– Ничего не знаю.
Чорного скоро выпустили. Когда вышел, бросился мне на шею: – Дякую, брат. (Ему давали читать показания разных людей на него).
После выпуска – приехал в Минск писатель из Москвы. Квитко[60]. Я знакомил его с Чорным. Они бросились друг к другу, обнялись и расплакались: не было слов, чтобы сказать, о чем плачут. Квитко расстреляли 12 августа 52 г. – когда весь антифашистский комитет.
Чорного пытали. Билет подписал Горький. “И такой сволочи Горький подписывал билет”.
У Козьмы в дневниках запись военных лет: “Сегодня пришел ко мне Ури Финкель (еврейский писатель). Я стал на колени перед ним перед муками его народа”. (Детей Финкеля сожгли немцы в местечке).
Умер в 44 г. в освобожденном Минске от инфаркта.

Я работаю в редакции журнала “Полымя революции” зав. отделом критики. Нет авторов – некого печатать. Вынужден печатать роман Шпанова[61] “Первый удар”.
В сентябре 39 г. – освобождение Белоруссии – едем с Чорным – как только пересекли в р-не Столбцов границу – Козьма увидел мальчика – пастушка, обнял, расцеловал...
В 40-м году ездил с докладом в Белосток – свидетель массовой ссылки Белов Гай – торговцы, офицеры, бундовцы. Ночью почти у каждого двора грузовые машины – плач и стон, волокут из каждого дома.
Спектакль еврейского театра “Бар Кохба” по пьесе Галкина[62] – во время спектакля из зала увезли людей – выкрикивали имена или фамилии, остальные остались сидеть.
Писал по теме еврейской литературы, но все больше белорусской.
Первая статья в 35 году – о Галкине. До этого еврейские стихи печатал.
В Белостоке, в ночь вывоза – жуткая ошеломленность трагедией. Ночь депортации. Я сидел в театре – мой родной брат играл “Бар Кохбу” (гастроли минского еврейского театра). Основатель этого театра – Михаил Фадеевич Рафальский[63] взят в 37-м году – туберкулезный больной, еле дышащий, народный артист БССР – и пропал.

Жил Лю-хо.
И с тех пор его никто не видел (китайское).

Никто не представлял возможность того, что происходило – депортации.

Прозаик Никола Никонович[64] – чудный малый, талантливый имитатор (деревенский парень). Из лагеря ушел на войну – пропал без вести.
Дмитро Астапенко[65] – был дважды арестован в 33-м – выпущен и в 37-м – снова. Каким-то образом удалось убежать. Появился в Москве под чужим паспортом. Был сброшен парашютистом во время восстания в Словакии в 44 г. – и погиб там.

В 37-м профессор Иван Иванович Замотин[66] – преподаватель пединститута. Автор капитального труда о русском романтизме. Был взят за то, что при Деникине работал в Ростовском университете.
Сейчас часто ссылки на его работы.

Профессор белорусской литературы Пиотухович[67].
Молодой критик Микола Алехнович, обладатель самой богатой в Минске библиотеки. После ареста большинство его книг оказались у Глебки и у Максима Лужалина. Откуда?
Лужалин был арестован в 34 г. и тут же выпущен. Многолетний стукач с первых же шагов – с 20-х годов. Звериный антисемит. Автор антисемитского пасквиля в стихах.
Юрка Гаврук[68] – первый поэт-переводчик европейской поэзии. Большой знаток Шекспира. Переводчик Гамлета на белорусский язык.
Олесь Разна – переводчик Гейне.

[57] Белорусский поэт и переводчик. Арестован 26 ноября 1936 года. Трагически погиб с лагере 12 мая 1940 года.
[58]Белорусский поэт, прозаик, драматург. Младший брат драматурга А. Шашалевича. Повторно арестован в 1936 году. Трагически погиб на лесоповале 23 октября 1941 года
[59]Белорусский советский писатель, драматург и переводчик.
[60] Еврейский советский поэт. Арестован 23 января 1949 года. Расстрелян 12 августа 1952 года.
[61]Советский писатель, автор политических и приключенческих романов, учебника для лётных училищ, монографии об авиационных моторах, сценарист.
[62]Еврейский советский поэт, драматург и переводчик. Писал на идише.
[63]Основатель, первый художественный руководитель и режиссер Белорусского государственного еврейского театра. Арестован и расстрелян 7 декабря 1937 года.
[64] Белорусский писатель, переводчик.
[65]Белорусский поэт, переводчик, писатель-фантаст.
[66] Советский и белорусский литературовед. Арестован в 1938 году. Умер в тюремной больнице 25 мая 1942 года.
[67] Белорусский литературовед, профессор. Арестован 9 января 1937 года. Расстрелян 20 декабря 1937 года.
[68] Белорусский переводчик, поэт, литературовед, режиссер.